Он спустился ко мне с неба.  Это было сразу видно по его нетронуто-синим глазам и белоснежным одеждам, которых никогда не касалась мирская пыль.  Легко, и как мне показалось, чуть смущённо шагнул из светового столба, падающего из высокого витражного окна.

Вопрос «Кто ты?» смысла не имел – я знала, что мой незваный гость – ангел. Правильное лицо и золотые волосы, послушно лежащие на плечах.

Я улыбнулась ему. В холодной комнате стало светлей – гость подарил мне ответную улыбку. Он казался мне зеркалом, в котором отражались мои малейшие движения моей души.

-  У меня пока нет имени, - услышала я мысль, предвосхитившую мой вопрос.

Однако из непонятного мне упорства я нарушила высокую тишину, и задала свой вопрос вслух. Лицо его осталось неподвижным, лишь на долю секунды веки с пушистыми ресницами скрыли его глаза. Вслед за этим его тихие, но отчётливые слова послушно вплелись в музыку тишины:

-  Я ещё не обрёл имени моего духа, и суть моя пока не открыта мне. Я должен САМ познать её.

-  Хорошо, - послушно сказала я, - Я буду звать тебя Анжелли.

Пушистые ресницы снова дрогнули.

Тишина  серебристым куполом снова раскинулась над нами, обманывая время. Я смотрела на застывшее передо мной явление, мой разум никак не хотел его признавать. Мне просто нечего было сказать, а он как видно не считал нужным что-либо говорить. Минуты пылинками кружились у него за спиной, послушно ложась на каменные плиты у наших ног. Успев устать от странного покоя, вдруг охватившего душу, я снова нарушила молчание.

-  Почему ты пришёл ко мне Анжелли? – вопрос показался мне несколько глупым, но ничего другого придумать не удалось.

Ангел чуть повёл плечами, и видимо, уловив мои чувства, тоже немного смутился:

-  Вообще-то, я не знал, где я окажусь. Но если я попал именно к тебе, значит, зов твоей души указал мне путь. Кстати, как твоё имя?

-  А разве ты его не знаешь?

Светлая улыбка снова тронула его лицо:

-  Верно, я бы мог легко прочитать его в твоих мыслях. И не только то, что дали тебе твои родители… Но мне нравиться с тобой разговаривать, и я хотел, чтобы ты сама назвала мне своё имя.

От этих слов мне почему-то стало очень приятно, наши глаза встретились и…

Мир вокруг меня вздрогнул, словно зеркальная  поверхность озера от  лёгкого прикосновения, и водоворот странной силы повлёк за собой моё сознание. Сначала была ночь, тёмно-синяя и непроглядная, наполненная холодным воздухом предзимья. Потом вокруг стало быстро светлеть, темнота сменилась звонкими голубыми сумерками, дохнуло живым теплом и цветущими яблонями. Душа, подхваченная неизмеримой радостью, рванулась вверх, отозвавшись волшебной песней. Я обернулась и увидела нас, стоящих в замковой часовне – рядом с моей крошечной фигуркой белоснежный силуэт ангела с книгой в руках. Страницы в книге были пусты, терпеливо ожидая, когда жизнь заполнит их хроникой мудрости и ошибок. Эпилогом в этой истории должно было стать Имя.

Его рука легко коснулась моего плеча, мягко возвращая окружающую реальность. Лицо  его снова стало неподвижно-красивым, но я чувствовала, что он знает о моём видении.

-  Меня зовут Бриннаверин, Ринна – теперь мне  стало казаться, что моего странного провала не было.

-  Бриннаверин – ангел, словно для себя повторил моё имя вслух, и первый раз в жизни мне понравилось его звучание. – Оно тебе нравиться?

Я задумалась, но не нашла что ответить на этот вроде бы простой вопрос, и поэтому неопределённо пожала плечами.

-  А тебе нравиться, если я буду называть тебя Анжелли? – запоздало и с некоторым неудобством поинтересовалась я.

Он снова поймал мои чувства и, немного помолчав, сказал:

-  Нужно же, чтобы ты как-то ко мне обращалась. Просто «ангел» это несколько скучно и невыразительно. А у тебя даже хорошо получается – Анжелли…

Мне снова было приятно. Он немного помолчал, словно бы ища слова, потом снова заговорил:

-  Это хорошо, что я встретил именно тебя. Мне нравиться твоя душа. Я рад, что именно ты будешь помогать мне в моём Поиске, и рад, что я буду помогать тебе.

-  Ты…ты будешь помогать мне? – волна неожиданной радости снова заполнила мою душу.

-  Конечно. Таков закон Всемирного Равновесия. Иначе одна из Чаш опуститься слишком низко, или наоборот поднимется слишком высоко, и порядок в мире будет непоправимо нарушен.

-  Да, но кто я такая, чтобы ты помогал мне? Я могу попросту не заслуживать этого! И потом, чем я, молодая девушка могу помочь тебе в столь высоком деле?

-  В великом замысле даже самое маленькое зерно может играть самую важную роль. Главное – это твоё желание помочь, а не твои возможности. Ищи, пробуй, и ты обретёшь желаемое…

В этот момент мне показалось, что для меня в мире нет ничего невозможного, и от этого мне снова стало радостно. Анжелли прочёл мои мысли и, улыбнувшись, ответил:

-  Вот видишь, как всё просто.

 Замок был древний, и под высокими сводами бесконечно длинных коридоров гуляли вездесущие сквозняки. Я торопливо шла к себе в комнату, прислушиваясь к звуку шагов. Анжелли  ступал по каменным плитам совершенно бесшумно, лишь белые одежды еле слышно шуршали в такт плавному движению  высокой безупречной фигуры.

Сон стоял на пороге маленькой комнате в северной башне и терпеливо ждал, когда я, наконец, погашу свечу. Мой небесный гость сидел в старом кресле возле лениво тлеющего очага, подставив лёгкую ладонь  под капающий со свечи воск. Когда я, наконец, забралась под груду меховых одеял, и попросила его погасить свет, он снова спросил меня, как это делают люди. И я снова не смогла сдержать улыбку. Мне было ужасно забавно объяснять ему вещи, о которых я давным-давно перестала задумываться. Анжелли послушно дунул на свечу, и пламя с лёгким вздохом уснуло. Сон легко коснулся моих волос, бережно провёл ладонью по лицу, призывая закрыть глаза. Однако в последний момент откуда-то вырвалась непослушная мысль, и моё сознание было вынужденно вернуться вслед за ней в полуночную реальность. Безупречно-белые одежды ангела в лунном свете казались ослепительно серебряными. Дорожка света из готического окна лежала у его ног,  словно готовая в любой момент  увести его прочь от земли.

-  Анжелли…- в этот момент я боялась, что всё это мне попросту снится, и мой неосторожный голос спугнёт лунное волшебство. Он открыл глаза и легко повернулся ко мне.

-  Анжелли, мы верим, что вы ангелы крылатые… Я хотела спросить…у тебя нет крыльев… Почему?

Он улыбнулся мне точно так, как я, когда он спросил меня, как погасить свечу.

-  Мы, духи вообще-то можем принимать любой облик… Можем быть и крылатыми. Но вообще-то в крыльях как таковых попросту нет нужды. Мы способны передвигаться по пространству только с помощью своей силы и легко можем оказаться там, где пожелаем без помощи крыльев или чего другого. Наверное вы, люди рисуя нас крылатыми, легче понимаете, как мы попадаем  сюда, на землю. Я легко могу принять облик любого зверя  или птицы, могу даже стать дождём или  цветущим деревом. Я – мысль Творца, а она порой способна принимать воплощаться в самые причудливые образы.

Сон снова коснулся моих ресниц, и на этот раз прикосновение было гораздо более настойчивым, хотя столь же  бережным и заботливым. Я хотела пожелать Анжелли спокойной ночи, но незримая ладонь не позволила пошевелиться непослушным губам, и сонные объятия сомкнулись до самой зари.

Ангелу сон был не нужен,  он прикрыл глаза и предоставил полную свободу не знающему усталости сознанию.

 Море раньше других почувствовало приближение зимы, и ко времени, когда большинство деревьев на острове оделось золотом, волны,  беспокойно шумящие в мокрых скалах, стали привычными для обитателей замка. В один из многочисленных дней, когда солнце не желает являть смертным своего светлого лика, я и Анжелли пришли на побережье. В дыхании ветра уже угадывалась близость метелей и зимних штормов, пожелтевшие травы  в расщелинах тщетно пытались укрыться от холода, почти вплотную прижимаясь к серому камню. Однако мне почему-то совсем не хотелось прятаться от налетающих порывов, мне нравилось чувствовать грубоватые холодные прикосновения ветра. С тех пор, как появился Анжелли, душа жила странной лёгкой радостью, зовущей  куда-то вверх, прочь от неприветливой осенней земли. Анжелли стоял рядом и молча и сосредоточенно глядел на волнующееся море. Сейчас он, пожалуй, ничем не отличался от обычного человека. Белоснежные одежды уступили место более практичной  человеческой одежде, которая впрочем, не лишала его движения красоты и лёгкости.  Неземное величие ни на минуту не покидало его, но во всём его облике появилась некая странная,  неуловимая  асимметрия. Особенно сейчас, когда ветер  беспорядочно трепал его золотые пряди и заставлял чуть прикрывать чудесные синие глаза.

Эти глаза никогда не видели горя и не знали слёз. Их наполнял глубокий нездешний свет, даруя взгляду жизнь. Это были глаза ребёнка, который никогда таковым не был. Он смотрел на окружающий его мир, и свято верил, что Творец защитит его от всякого зла. И я завидовала этой вере.

-  Почему эти птицы так жалобно кричат? – спросил он меня, лёгкой рукой указав на чаек, которые во множестве носились над серыми волнами и высоким криком о чём-то спорили с морем.

Я уже привыкла, что он постоянно задаёт мне вопросы. Это происходило не потому, что он чего-то не знал. Он просто хотел знать, что об этом думают люди.

-  Это души тех, кто навсегда связан с морем. Одни однажды ушли по волнам и больше не вернулись, другие остались ждать на берегу, но им было не суждено дождаться. Этот крик – зов тревожного одиночества.

-  Расскажи мне, что такое одиночество?

Я задумалась. Многое мне было трудно ему объяснить или рассказать, потому что над некоторыми вопросами я никогда бы не задумалась, если бы он не спросил. Для меня это было просто жизнью. Жизнью, которая для ангела лишь кратковременный сон, который завершиться счастливым пробуждением.

-  Одиночество - это туман. Плотная непроницаемая стена, сквозь которую не видно тех, кто тебе дорог.  Одиночество - это холодный осенний ветер в незапертом доме, когда даже огонь в очаге бессилен тебя согреть. Одиночество - это ущелье с отвесными скалами, среди которых нелегко найти тропку наверх. Одиночество - это тяжкая ноша для уставших от тишины и дар для тех, кто измучен суетой. Это то, что никого не минует. Каждый хоть раз в жизни испытал его, но вряд ли слова смогут объяснить, как это бывает…

-  Я не понял твоих слов, но я прочёл твои чувства и теперь мне кажется, я знаю, что это. Это когда ты зовёшь, но зов остаётся без ответа. Или когда ты намеренно молчишь, охраняя покой души.

Я улыбнулась и молча кивнула, соглашаясь с его словами. Соглашалась ли я с ним на самом деле? И да, и нет. Просто он вдруг показал мне всё сказанное немного с другой точки. Сейчас он, как и мы все, ходил по грешной земле, но всё же он смотрел на неё откуда-то сверху. Его душа пребывала в ровном неторопливом покое, и я снова позавидовала ему. Но неожиданно для себя я поняла,  что в этой высокой гармоничной музыке не хватает чего-то очень важного, что придало бы ей завершённость безупречного совершенства. Вслед за этим странным пониманием пришла мысль, что именно из этого еле заметного возникает жизнь, рождённая неутолённой жаждой поиска.

-  Посмотри, море тоже страдает от одиночества. Тысячи дней, тысячи лет оно бросается на эти скалы в поисках неведомого ответа. То нежно касаясь серого камня шепчущими бирюзовыми волнами, то с рёвом разбивая об острые каменные грани грудь могучих валов. И его зов неизменно остаётся без ответа.

-  Да, но оно бесконечно прекрасно в своём одиночестве.

Музыка снова показалось безупречной.

 Вернувшись домой, мы долго грелись у заботливого очага, почти соприкасаясь с горячими  ладонями пламени. Анжелли зачарованно смотрел, как  огненные пальцы тянуться вверх, сплетаясь в причудливые знаки. Огонь почему-то притягивал его с особой силой. Нарушив молчание, он сказал:

-  Сегодня я узнал, что такое одиночество. И мне оно показалось прекрасным. Скажи, есть ли  в мире что-нибудь  прекраснее его?

-  Любовь… Великое чувство любви.

-  Оно тоже похоже на море?

-  Да.

-  Чем же тогда оно прекраснее одиночества?

-  Оно сильнее его. Любовь сильнее всего в этом мире. Она может быть как море, как пламя, как небо. Она несёт жизнь и смерть, неземную радость и бездонное горе, она ранит и исцеляет. Любовь может быть крепкой и верной, как стальной клинок, может быть быстротечной, как морской песок в ладонях, нежной как прикосновение тёплого ветра. Она всесильна и беззащитна... Любовь - это  великая стихия.

Ангел помолчал, словно бы сосредоточенно переживая услышанное, а потом, как мне показалось  немного растерянно, спросил:

-  Я  прочитал твою душу, но не нашёл в ней чувства такой силы, почему?

-  Просто я ещё не встретила того, которого могла бы столь сильно полюбить. Я думаю, что это  мне только предстоит, и надеюсь что  скоро…

Анжелли снова задумался, протянув руку огню. Я знала, что прикосновение пламени не причиняют ему боли.

-  Ринна, ты сказала, что любовь это пламя…

Я согласно кивнула.

-  Но ведь когда пламя касается вас, вам больно.

Я снова кивнула.

-  Тогда зачем кидаться в этот огонь? Я не понимаю.

Впервые за время нашего общения я столкнулась с невозможностью объяснить. Он тоже это понял:

- Не надо, не объясняй. Может когда-нибудь я сам пойму это. Но мне кажется, я всё равно больше люблю одиночество.

 А потом выпал снег. Лёгкие невесомые хлопья величественно ложились на землю, скованную чарами холода. День выдался безветренный и печально тихий и снежинки падали с неба бесконечно долго. Я смотрела, как осенний пустынный пейзаж одевается торжественно белым ковром, и моё сердце постепенно заполнял покой зимнего сна… Я всегда любила именно день первого снега, его волшебную тишину и хрустальный морозный воздух. В книге года начиналась новая страница, ещё не испорченная постоянством и неприветливостью картины. К полудню я позвала Анжелли пойти прогуляться.

Он долго стоял в дверях, словно боялся потревожить белизну пушистого покрывала, раскинутого на каменных плитах двора. Снежинки медленно кружились в остывшем воздухе, ангел подставил им лёгкую ладонь, и несколько пушистых звёздочек послушно улеглись на неё. Он радостно улыбнулся. Я стояла чуть позади него и боялась разрушить трогательное волшебство познания. На ладони снежинки сразу же обратились в капли.

-  Но это же просто вода!? - голос был удивлённый и разочарованный одновременно.

-  Ты разве не знал этого?

-  Знал, но никогда нарочно не задумывался. Я  думал, что снег тёплый, ведь ты сказала, что он согревает землю до весны.

За время нашего странного общения  я научилась не смеяться над ним, но непослушная улыбка всё равно завладела моими глазами. Ангел ещё некоторое время смотрел, как снежинки тают на тёплой ладони, а потом со вздохом сказал:

-  Я понял, как вы перестаёте верить в детские сказки.

Капелька грусти упала в мою душу, но я прикрыла её улыбкой и тихо сказала:

-  Идём…

Анжелли послушно  шагнул на заснеженный двор. Белоснежный  ковёр остался не тронутым.

Вместе со снегом пришёл Самайн. Неприветливое утро последнего дня месяца Брошенного Золота принесло мне настойчивую, высокую песню тоски. Лишь только Анжелли появился в моей комнате, я поняла, что и  с ним что-то не так. Он был слишком похож на тяжёлое пасмурное небо, на сосредоточенный день, ожидающий бурю. Мне даже показалось, что его лучистые синие глаза потемнели, тронутые необъяснимой тревогой. Ангел сел в кресло возле очага - он почему-то очень любил это место, и долго смотрел  на  меня. Это напряжённое молчание очень мучило меня, но я не решалась прервать его. Наконец, не выдержав, я почти шёпотом спросила:

-  Что-то случилось?

Он согласно опустил веки и едва заметно кивнул. Я молча ждала продолжения. Ангел почти виновато посмотрел на меня:

-  Не теперь…

Он ещё немного помолчал, а потом сказал:

-  Я пойду сегодня к морю один, ладно?

 Время в этот день тянулось мучительно медленно, меня донимало странное беспокойство, причину которого мне никак не удавалось найти. Я бродила по замку в ожидании чего-то непонятно-тревожного. Мои бесцельные скитания привели меня в комнату, где я впервые встретилась с Анжелли. Свет по-прежнему падал из витражного окна, но сегодня он был холодный и неприветливый,  и даже  цветные стёклышки были не в силах это исправить. Я преклонила колени и попробовала молиться. Но канонические слова никак не хотели приходить на ум, и я, устав сражаться с непокоем, закрыла глаза и потянулась к небу измученной душой. Я не заметила, как беспамятство вошло в моё сознание. Когда я очнулась,  всем телом внезапно ощутив холод каменных плит, я была уверена, что я нашла ответ на мучивший меня вопрос. Но извлечь его из памяти оказалось невозможно.

Анжелли вернулся в сумерках  и принёс мёртвую чайку. В его глазах снова отражалось неземное спокойствие, от утренней тревоги не осталось и следа. Я облегчённо вздохнула - равновесие постепенно возвращалось в мою жизнь, и лишь где-то глубоко в душе оставался островок штормового непокоя.

Я посмотрела на птицу в его руках:

-  Зачем ты принёс её?

Он почему-то смутился:

-  Не хотелось оставлять её морю. Оно сегодня странное…

-  Сегодня Самайн, ночь древних богов.

Я ждала, вопроса, но ангел молчал, глядя на чайку.

-  Разве ты не мог вернуть ей жизнь?

-  Я - нет… да это и не нужно. Жизнь бессмертна, придёт время, и она вернётся сама. - Он накрыл птицу ладонью, и она исчезла.

-  Что же  такое смерть?

-  Я хотел спросить об этом тебя, хотел знать, что думают о смерти люди.

Мне неожиданно стало страшно. Я подняла глаза на ангела и почти умоляюще произнесла:

-  Не сегодня, хорошо?

Он прочёл моё чувство, и молча кивнул.

 Хрустальный предзимний рассвет распахнул створки окна. От его обжигающего прикосновения я проснулась. И сразу поняла, что мне легко. Душа моя потянулась к светлому рассветному золоту, я вздохнула, и тело моё наполнил покой. Тело, которого у меня больше не было. Я пригляделась и увидела Анжелли, появившегося вместе с первыми солнечными лучами. Он улыбнулся, и протянул мне руку. Я радостно шагнула к нему.

-  Ты нашёл своё имя?

-  Да, я нашёл имя и суть. Я - Ангел Смерти. Я уравновешиваю Силу Хранителя. Но это было скрыто от меня до времени, потому что таков Закон. Я закрываю Книгу жизни, чтобы потом  можно было начать всё заново. Я тот, кто проводит душу из жизни в жизнь, забывая вместе с ней её прошлое. Я - Хранитель Ключей Памяти. Пройдёт  время, и я снова спущусь на землю, чтобы закрыть дверь за тобой. Идём, нас ждут.

 Ветер последним прощался со мной. Он принёс мне в подарок шум моря и беспокойный крик белых птиц. Я уходила, не оглянувшись. На опустевшей кровати, на  чуть примятой подушке  лежала, раскинув крылья, мёртвая чайка.